— Наши души — кладбища, Вафля. Мы похоронены сами в себе еще задолго до собственных похорон.
В каждом из нас, в пыли и нагромождении постыдных тайн, находится забытое кладбище. В самой первой могиле всегда лежит совесть, а уже за ней — честность, справедливость, верность, милосердие, любовь и прочие неудобные нам и потому ненужные куски нашей искромсанной души. И могильщиком здесь служит самооправдание.
Мы умираем давно умершими, Вафля. В нас остаются лишь скупые крохи человечности — ничтожный минимум для поддержания видимости социальных приличий. Мертвецы играют друг перед другом в жизнь. И что еще более нелепо — сами перед собой.
Помнишь, ты рассказывал мне про Страшный суд? Так вот, когда он случится, то судить нас будет не Христос, а восставшие из мертвых вера, надежда и любовь, заживо погребенные когда-то нами в самих себе. И осудят они нас справедливо и по праву. И вот это — по-настоящему страшно.
У меня есть оправдание моих мертвецов, Вафля. Я точно знаю, для чего я рыл могилы в черной земле моего сердца. Я точно знаю, что был прав. Я точно знал. И как же я хочу перестать быть правым.
— Но ведь ты можешь, Джо.
— Пожалуй. Но кто я, кроме моей правоты? Пыльные могилы.
